ИНТЕРВЬЮ С АВТОРАМИ: Maja Daniels

Её первая книга «Elf Dalia» была опубликована издательством MACK Books весной 2019 года и быстро получила международное признание: была номинирована на премию Aperture-Paris Photo First Book Award 2019 и включена в список лучших книг года по версии The Guardian, The Financial Times Magazine, The New Statesman и других изданий. Кроме того, книга удостоилась шведской награды Photobook of the Year 2020. Проект «Elf Dalia» расширился в выставочный формат, включающий видеоинсталляцию, который сейчас путешествует по миру.

Майа Дэниелс начала работу над «Elf Dalia» в 2012 году в своем родном городе Эльвдален, исследуя фотоархив местного фотографа начала 20-го века Тенна Ларса Перссона, а также вопросы, связанные с чудом сохранившимся эльвдальским языком, собственной семейной историей и тайнами этого места. 

В 1668 году девочку из шведского города Эльвдален обвинили в хождении по воде, что послужило началом шведской охоты на ведьм. Двадцать женщин и один мужчина были казнены в этом регионе, в основном на основании показаний детей.  Эта история находит свое развитие в следующем проекте художницы — «Gertrud».  Проект вышел в формате книги, где Майя использует фотографию для переосмысления истории и мифа, связанных с вышеупомянутыми событиями. 

Команде Низины посчастливилось взять интервью у Майи Дэниэлс, в котором художница открыто делится подробностями работы над проектами, тонкостями создания фотокниги и ее трансформации в выставочный формат, а также личной историей. Приятного чтения!  

             Интервью также доступно в оригинальной версии по ссылке: ENG Version

Если проследить ваш путь как художницы, можно увидеть, что в нем пересекаются исследования локального и глобального, магического и документального. Как для себя понимаете такое пересечение тем и почему для вас важно к ним обращаться?

Моя практика обращена к невидимым связям между историей и настоящим, а также к тому, как представление исторических событий, мифов и опыта может влиять на то, как мы видим и понимаем современную жизнь. 

Я верю в идею, что, начиная с чего-то локального, кажущегося незначительным или частным, можно также затронуть нечто более широкое и общее.

Я использую фотоархив и исторические документы/исследования в сочетании со своей фотографической практикой, чтобы исследовать, как мое вмешательство в архив или событие может вызвать альтернативные прочтения и интерпретации, а также поднять вопросы, связанные с достаточно абстрактными понятиями, такими как репрезентация, язык, наука, миф, время и магия.

Возможно, кто-то подумает, что такие понятия, как наука, язык или магия, должны находиться в разных интеллектуальных плоскостях. Я не считаю, что это так, и хочу создавать работы, которые позволят им сосуществовать.

Как художнице, мне интересно передавать концепцию времени, фотографируя лес как место размеренного течения жизни, или размышлять о линейности времени и о том, как формируется история через работу с архивами. Это становится способом создания контрарративов, что является важной стратегией в моей работе. Я устанавливаю рамки, связанные с историей, чтобы критически осмыслить то, что в этих рамках находится, и выйти за их пределы. Для меня это процесс пересмотра того, что было принято как данность.  Однако это не просто позиция или мнение — я также создаю нечто новое, и я чувствую, что фотография — подходящий для этого инструмент, поскольку она претендует на истину или создает ее иллюзию, с чем я люблю играть.

В частности, фотографический архив по своей природе имеет роль  документального свидетельства, и моя цель — поставить эту роль под сомнение или каким-то образом с ней поиграть, создавая новые истории с помощью тех же инструментов, но переосмысливая наш взгляд на них.

Главным образом, я стремлюсь выстроить свою работу в диалоге с общепринятыми знаниями (историей, архивными данными, лингвистикой, социологией), создавая при этом субъективный ответ, локально связанный с наследственностью и личным опытом.

Что для вас стало точкой входа в тему исследования мифов? Как вы относитесь к идее «магического мышления» в современном обществе? 

Изучая связи между историческими событиями и современностью, а также их перформативный потенциал, я заинтересовалась мифами, поскольку они выполняют культурную функцию в формировании сообществ (например, через устную историю) и связывают ландшафт (определённые места) с историей (конкретными событиями).

В этом процессе я также начала размышлять о взаимосвязи между фотографией и мифом. Миф может способствовать осмыслению мира. Устные предания часто опираются на мифы и фольклор для передачи знаний и обмена опытом, однако эти мифы существуют в рамках того, что остается невысказанным. Они допускают разные интерпретации, но не поддаются единому толкованию или полному осмыслению. В каком-то смысле они оказывают сопротивление. Фотографии работают по схожему принципу. Суть того, что транслирует изображение, кроется где-то в невидимых слоях или в вербально невыраженных ассоциациях. Таким образом, и миф, и фотография обладают мощным, но опасным потенциалом: подобно трикстерам, они невербально выдают «очевидное» за истину. В этой серии (Gertrud) я пытаюсь поиграть с этими понятиями, позволив им объединить силы: использовать фотографию как инструмент создания мифа.

Отправной точкой работы над книгой и выставкой «Gertrud» послужили история и миф о 12-летней Гертруде Свенсен из Эльвдалена. В 1668 году ее обвинили в хождении по воде. Именно это событие послужило толчком к началу охоты на ведьм в Швеции, став причиной массовой истерии и ужаса в Эльвдалене и прилегающих к нему регионах. История о том, как 12-летняя девочка стала центральной фигурой одного из самых мрачных эпизодов шведской истории,  сегодня кажется одновременно завораживающей и сложной для понимания. Ее судьба вызывает много вопросов.

Цель этой работы — использовать историю как основу для поиска альтернативного развития событий в настоящем. В «Gertrud» я пытаюсь воскресить сильную культуру, в которой женщины занимали центральное место, — культуру, которую так яростно искореняла охота на ведьм. Разумеется, я создаю этот мир с помощью своего воображения, но главное — сделать его ощутимым, чтобы читатель мог его прочувствовать и вместе со мной переосмыслить всю историю по-новому, на наш собственный лад. Большая часть изображений в этой серии создана путём вмешательства в ландшафт, где я создаю свои ритуалы и новые мифологии, выходящие за пределы уже существующих. Они позволяют мне развивать и ставить под сомнение определенные исторические конструкции, а также показать, как визуальный нарратив может послужить для переосмысления нашего отношения к прошлому, настоящему и будущему.

Для меня фотография — это волшебное пространство, способное бросить вызов устоявшемуся знанию, разрушить привычное течение времени и изменить привычные нам границы мира. Обращаясь к мифам, связанным с разжиганием охоты на ведьм, и создавая на них отклик в современном контексте, я конструирую альтернативный мир, который, надеюсь, заставит задуматься о том, как идеология сформировала наше понимание истории и времени, в котором мы живём.

Как вы воспринимаете сам акт работы с архивом: как реконструкцию, как сопротивление или как способ высвободить то, что умалчивалось?  

Все вышеперечисленное!

В одном из интервью вы говорили, что являетесь потомком носителей эльвдальского языка, который сейчас находится на грани исчезновения, но сами уже не владеете им. Можно ли сказать, что в фотокниге «Elf Dalia», через эту историю культурной утраты вы говорите о более глобальной утрате?   

Да, безусловно. Поскольку я проводила время в эльвдальских лесах со своими бабушкой и дедушкой с самого детства, вопрос об эльвдальском языке и связанной с ним уникальной ситуации стал меня волновать все больше после того, как я много лет прожила за границей и почувствовала себя будто лишенной корней. Работа над этим проектом фактически заставила меня собраться, оставить жизнь в Лондоне, которой я тогда жила, и переехать в нашу маленькую семейную хижину, построенную моим дедушкой в Эльвдалене. Поскольку сама идея сообщества и природы становится все более абстрактным, изменчивым и сложным понятием, в «Elf Dalia» я пытаюсь достичь более глубокого понимания того, что значат сообщество и потеря, и как мы находим свое место во всем этом. Меня также вдохновляет своего рода сопротивление (возможно, воображаемое, возможно, реальное), которое я лично ассоциирую с сообществом Эльвдалена. Тот факт, что жителям Эльвдалена, несмотря ни на что, удалось сохранить свой собственный язык — эльвдальский (наиболее близкий к древнескандинавскому) — и что на нем говорят до сих пор, озадачивает историков и лингвистов. С этим сопротивлением я также связываю начало шведской охоты на ведьм в именно в Эльвдалине.

В «Elf Dalia» вы выстраиваете диалог с архивными фотографиями Теда Ларсена, фотографа и автора, работающего с историей и мифами Эльвдалена.  Как вы думаете изменился бы этот диалог, если бы у вас не было возможности работать над проектом в Эльвдалене?

Если бы я не познакомилась с работами Тенн-Ларса Перссона, то не уверена, что создала бы «Elf Dalia» и, соответственно, у меня бы не возникло желания продолжить эту работу в виде проекта Gertrud. Оба проекта — это коллаборация между его и моими работами, где куратором выступила я сама. В центре внимания проекта «Elf Dalia» — понятие языка и способы расширения представления о мире, которые открываются человеку, говорящему на определенном языке. Этот мир был сконструирован как своего рода диалог, протянувшийся через время, между мной и Тенном Ларсом Перссоном.

В Gertrud я фокусируюсь на мифе и развиваю эту идею диалога, вновь используя архив Тенна Ларса. При этом четкая диалектическая рамка цветного (мои фотографии) и черно-белого изображения (фотографии Тенна) заменяется более плавной и размытой гранью между нашими работами. Это сделано главным образом для того, чтобы проиллюстрировать то, как устроена мифология.

В «Gertrud» мне также интересно использовать визуальные приемы, отсылающие к архивным материалам, и подчеркнуть, как они влияют на то, как мы читаем и понимаем изображение. Вера в достоверность более старой на вид фотографии настолько сильна, что мы автоматически начинаем искать Гертруду в каждом взгляде, даже если эти архивные фотографии были сняты спустя 250 лет после ее смерти.

Тем не менее, неожиданно, наши с Тенном Ларсом работы становятся средством для того, чтобы Гертруда могла взглянуть в прошлое, сквозь историю, и обратить внимание на те забытые особенности культуры, которые сформировали настолько мощный уклад жизни,  что его пришлось заглушить. И по мере того, как взгляды этих девушек и женщин объединяются и умножаются, часть этого мифа разрушается. Множество потенциальных образов Гертруды, охватывающих период с XX века до наших дней, подсвечивают и ставят под сомнение достоверность документальных свойств архивных материалов, а также указывают на саму конструкцию. 

Как проходил отбор для книги и выстраивалась последовательность: какое намерение было отправной точкой и трансформировалось ли оно в процессе отбора фотографий? Были ли неожиданные открытия на финальной стадии отбора?  

Я просто старалась следовать своему желанию работать в лесу, на лесных пастбищах вокруг Эльвдалена, и не слишком много думать о последовательности и прочем. Как только я решила вернуться к архиву Тенна Ларса, чтобы найти в нем Гертруду (таким же образом, как я находила ее во взглядах девушек и женщин, которых начала фотографировать), все стало обретать смысл. Затем я стала выстраивать разные визуальные слои этой истории и постепенно начала пробовать работать с разными вариантами последовательности. Я думаю, что неожиданные связи продолжали возникать с самого начала работы с архивными материалами, в основном в вопросах того, как выстроить структуру книги и последовательность изображений.

Были ли решения, появившиеся в книге случайно, которые впоследствии стали центральными?

Я думаю, что большинство моих снимков — результат случайности. Во время съемки я стараюсь просто следовать своему желанию. Уверена, большинство людей, работающих с фотографией, могут понять это ощущение, когда вещи как будто сами происходят перед тобой, стоит лишь присутствовать и быть открытым к восприятию. Я также стараюсь привлечь элемент случайности в свои изображения, засвечивая пленку, позволяя световым бликам взаимодействовать с мотивом и добавлять к нему дополнительный слой.

Какова роль видеоинсталляции в общей структуре проекта и какие задачи вы ставили перед собой, выходя за пределы медиума фотокниги?

Два фрагмента фильма, которые я показываю на выставке, связаны с тем, как я рассматриваю монтаж (в кинопроизводстве) и выстраивание последовательности (в создании книг) в качестве инструментов создания мифа. История создается в равной степени как во время съемки, так и при монтаже/выстраивании последовательности. Иногда я снимаю больше или добавляю больше материала из архивов, если монтаж/последовательность того требует. Одна из видеоинсталляций посвящена 11-летней девочке, которую я встретила во время арт-резиденции в Норвегии. Она была первой девочкой, в которой я увидела Гертруду. Во второй видеоработе используется образ дома как сайт-специфичного носителя разворачивающегося мифа.

Выставка также включает в себя скульптурную инсталляцию, для которой создавались особые условия экспозиции (люди приходят в определенное место для взаимодействия с работой) для продолжения выстраивания мифа о Гертруде, который я создала в изображениях. Так, специально для выставки я создала монеты с особым символом, найденным на стене сторожки на лесном пастбище недалеко от Эльвдалена — места, занимавшего центральное место в «охоте на ведьм». Я нашла эту фигуру в книге о местных мифах, и, что интересно, происхождение изображенного символа было неизвестно.

В книге сказано: «Этот демон или мифологическая фигура с гигантскими глазами, четырьмя ногами и трубкой во рту была обнаружена на стене сторожки на лесном пастбище у Черной горы. Возможно, это пережиток времен охоты на ведьм в Эльвдалене и Лилльхэрдале в 1660–70-х годах, а возможно, она еще более древняя».

Я думаю, это наглядный пример того, насколько скрытными могут быть мифы и какую опасность это может таить. Легко просто заявить, что эта фигура — изображение дьявола, и тем самым вписать её в нарратив «зла». Однако когда я смотрю на неё, я вижу сильную матриархальную фигуру… женщину… лидера ритуалов… с трубкой (из которой идет дым) и палочками… волшебными палочками… для меня это также оборотень: фигура в процессе перехода…

На выставке посетителям предлагалось найти эти монеты в черном ящике, стоявшем рядом с центральным экспонатом — большим колодцем. «Пустая» поверхность воды отсылает к мифу о Гертруде, но если посетители решают опустить монету в колодец, они создают новый способ взаимодействия с исторически нагруженным символом, заряжая его желаниями и надеждой, что превращается в позитивное, слегка сюрреалистическое, перформативное действие. Тем самым эта работа не только осмысляет процесс демонизации дохристианских верований во времена охоты на ведьм, но и открывает простор для новых, более позитивных трактовок. Участие в ритуале выставки помогает достраивать мир, созданный мной в этом проекте, где я стремлюсь использовать гибкость воображения как провокацию во времени и сквозь время, чтобы предложить альтернативную интерпретацию общепринятой истории судов над ведьмами и истории Гертруды, а также пролить свет на ту самую культуру замалчивания и невежества, из которой произрастают эти исторические события. 

Эта фигура также стала обложкой книги, что превращает книгу в гримуар*.

Гримуар — книга, описывающая магические процедуры и заклинания для вызова духов (демонов), или содержащая иные колдовские рецепты. 

Когда ваши проекты переходят из книжного формата в выставочный, как для вас меняется восприятие работы? 

Мне кажется, что проект растет и эволюционирует с каждой новой версией и использованием нового медиа. Вполне естественно, что я узнаю о нем что-то новое всякий раз, когда адаптирую работу к различному опыту восприятия.

В проекте «Gertrud» вы восстанавливаете историю 12-летней Гертруды, обвиненной в колдовстве в 1667 году, — страшный момент, который стал началом 30-летнего периода охоты на ведьм. Как вы обнаружили эту историю и что она значит для вас лично?  

История Гертруды была частью структуры моей первой книги «Elf Dalia», но после публикации этой книги я не смогла ее отпустить — я продолжала возвращаться к истории о ее необычной судьбе. Я выросла на рассказах бабушки о «Гертруде, которая ходила по воде»,  которую я всегда представляла как девочку с магическими способностями (немного похожую на Пеппи Длинный чулок Астрид Линдгрен, если вам это о чем-то говорит). Поэтому, когда я начала исследовать период охоты на ведьм, углубляясь в церковные записи (единственный документальный источник того времени, дошедший до нас), чтобы узнать о реальном ходе исторических событий, я почувствовала сильное желание создать альтернативную историю для Гертруды, освободить ее от той роли, которую ей пришлось нести в истории. Я начала замечать 11–12-летних девочек вокруг себя, видеть в них проблески Гертруды и стала их фотографировать.

Судьба Гертруды особенно трагична, учитывая роль, которую ей пришлось сыграть, и то, как с ней обращались. Согласно церковным записям, ее, 12-летнюю сироту, которую несколькими годами ранее отправили жить к тете в Эльвдален (то есть она была чужой), обвинил в хождении по воде 9-летний мальчик после того, как они поссорились из-за куска хлеба, когда вместе пасли коз. Затем церковь берет ее под стражу, лишает сна, подвергает сексуальным домогательствам и допрашивает в течение нескольких дней. После этого она первой признается в колдовстве (Обычно обвинения отвергались. Если обвинение отрицалось, никаких последствий не было). В процессе признания в колдовстве ее заставили назвать других людей, которые ее научили этого, и которые затем также были арестованы и обвинены. Можно только спекулировать на тему того, почему Гертруда признала свою вину и как это признание привело к последующим историческим событиям, но мне кажется очевидным, что ее судьбу похитили и использовали для нагнетания страха. Ее признание пришлось как нельзя кстати, в нужное время и в нужном месте. Оно дало правящим силам веский повод подавить культуру языческих верований в сочетании с сильными, независимыми женщинами и их знаниями, которые необходимо было искоренить из-за растущей власти христианской церкви.

Я также совсем недавно узнал, что 2 из 19 женщин, которые первыми были обвинены в колдовстве и позднее казнены, оказались моими прямыми предками. Это может быть чистым совпадением, или же это может быть как-то связано с моим бессознательным желанием работать с этой темой.

Лес в проекте «Gertrud» выступает не просто как пейзаж, а как особое пространство памяти и мифа. Почему для вас было важно проводить большую часть съемок в лесу?

Лично я считаю лес хранителем времени и воспоминаний. Деревья входят в число старейших живых организмов на земле. В Эльвдалене можно найти одну из старейших елей в мире (Старый Тикко), ее возраст составляет около 9500 лет. Поэтому, возможно, неудивительно, что духовность и магия на протяжении веков были неотделимы от самой природы. Природа была местом поклонения, к ней относились с уважением и любовью, но также и со страхом. Тем не менее, она была очень тесно вплетена в повседневную жизнь.

В 17 веке жизнь была очень тесно связана с лесом, и определенные лесные пастбища стали центральным местом разворачивания охоты на ведьм. В этих местах женщины жили независимо от мужчин, чтобы заботиться о скоте, который пасся в лесах в течение трех летних месяцев. Это было практичное  решение, поскольку вся земля в этом регионе обладала настолько бедной почвой, что нужно было использовать все участки для выращивания сельскохозяйственных культур; ни один нельзя было выделить под выпас животных. В этих изолированных и уединенных местах женщины обретали большую независимость и автономию, а также чувство общности. Они также расширяли знания в области фитотерапии (лечения травами), поскольку выживание вдали от «цивилизации» было неотъемлемой частью жизни. Эта часть повседневной жизни в этой местности привела к тому, что женщины привыкли высказывать свое мнение и знали себе цену. Церкви было трудно это принять, и это стало одной из главных причин начала вспышки судов ведьмами. Гертруда, например, выросла именно в такой культуре лесных пастбищ.

В наши дни многие из этих лесных ферм не только сохранились, но и до сих пор используются. Сейчас они представляют собой один из самых экологичных образов жизни благодаря своему мелкомасштабному сочетанию лесного хозяйства и сельского хозяйства. Для меня эти места становятся своего рода порталом не только в прошлое, но и в будущее. Они так увлекают меня, потому что позволяют нам думать о будущем, не опираясь только на идею о том, что технологии нас спасут. 

Используя фотографию для создания этих навеянных историей современных мифов, связанных с лесом и лесными пастбищами, я ставлю цель воплотить сюрреалистическое стремление «вновь заколдовать мир» и тем самым подчеркнуть, насколько глубоко мы укоренены и зависимы от поиска новых путей, выходящих за рамки капиталистического мировоззрения (и средств производства), чтобы восстановить связь с окружающей средой и представить себе новые способы бытия в этом мире. Через взаимодействие с моей осязаемой средой я пытаюсь поставить под сомнение и подчеркнуть опасность упрощенных нарративов, связанных с историей и наукой. Например, наше понимание того, что мы можем потерять в условиях изменения климата и угроз окружающей среде, шире, чем просто экологический ущерб; лес также является хранителем памяти, языка, истории, культуры, мистики и воображения.

В книге «Gertrud» важную роль играет материальность — используется бумага разной плотности, изображения помещаются во весь формат, придавая кинематографичность, а также помещаются фрагментарно посреди белого листа. Как эта материальность соотносится для вас с понятиями мифа, памяти и воображения?

Выбор материалов был направлен на усиление/подчеркивание переходов в последовательности книги. Осязание — это чувство, которое активируется при чтении книги, и мы хотели усилить тактильные переходы между различными «главами». Я очень скрупулезно отнеслась к общему кинематографическому эффекту книги с печатью без полей, но, как и в случае с большинством эффектов, они становятся сильнее, если их прерывает другой ритм. Когда последовательность внезапно прерывается белыми страницами, на которых фрагментарно размещены изображения меньшего формата с девочками, держащимися за руки, это (по моему мнению, именно для этой книги) меняет восприятие времени, поскольку мы вступаем в часть книги, где течение времени может ощущаться немного иначе или в другом темпе.

Финальный вопрос: в процессе работы над книгами у вас есть свои маленькие ритуалы или даже странные привычки, которые могут показаться забавными со стороны?

Даже если моя работа обретает для меня смысл ретроспективно, в процессе создания я не совсем понимаю, что делаю. Весь этот процесс часто напоминает странную игру или ритуал, и моя главная «работа» в этом, по всей видимости, заключается в том, чтобы не подвергать себя слишком жесткой цензуре и не позволять критике и сомнениям вставать на пути самого процесса создания. Поэтому, когда я работаю, я часто разговариваю сама с собой вслух, что может сбить с толку того, кто позирует.